В
некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у
него три сына: старшего звали Федором, второго Василием, а младшего
Иваном. Царь очень устарел и глазами обнищал, а слыхал он, что за
тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками
и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко - помолодеет, а
водой этой умыть глаза слепцу - будет видеть. Царь собирает пир на весь
мир, зовет на пир князей и бояр и говорит им: - Кто бы, ребятушки,
выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять
земель, в тридесятое царство, привез бы молодильных яблок и живой воды
кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал. Тут больший стал хорониться за середнего, а середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит царевич Федор и говорит: -
Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу
тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о
двенадцати рылец. Пошел Федор-царевич на конюший двор, выбирает
себе коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку
нехлестанную, кладет двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, а
ради крепости... Отправился Федор-царевич в дорожку. Видели, что
садился, а не видели, в кою сторону укатился... Ехал он близко ли,
далеко ли, низко ли высоко ли, ехал день до вечеру - красна солнышка до
закату. И доезжает до росстаней, до трех дорог. Лежит на росстанях
плита-камень, на ней надпись: "Направо поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь - женату быть". Поразмыслил Федор-царевич: "Давай поеду, где женату быть". И
повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до
терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит
ему: - Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. - Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном дороги не скоротать. Мне надо вперед двигаться. - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого. Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила. Только лег Федор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую... Долго ли, коротко ли - царь опять собирает пир, зовет князей и бояр и говорит им: -
Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников - привезти мне молодильных
яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку
полцарства отписал. Тут опять больший хоронится за середнего, а
середний за меньшого, а от меньшого ответу нет. Выходит второй сын,
Василий-царевич: Идет Василий-царевич на конюший двор, выбирает
коня неезженного, уздает узду неузданную, берет плетку нехлестанную,
кладет двенадцать подпруг с подпругою. Поехал Василий-царевич.
Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился... Вот он
доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит: "Направо
поедешь - себя спасать, коня потерять. Налево поедешь - коня спасать,
себя потерять. Прямо поедешь - женату быть". Думал, думал
Василий-царевич и поехал дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с
золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать
хлеба-соли и лечь почивать. - Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого... Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила. Только Василий-царевич лег к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье. А там спрашивают: - Кто летит? - Василий-царевич. А кто сидит? - Федор-царевич. - Вот, братан, попали! Долго ли, коротко ли - в третий раз царь собирает пир, зовет князей и бояр: -
Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды
кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этом у седоку полцарства отписал. Тут
опять больший хоронится за середнего, середний за меньшого, а от
меньшого ответу нет. Выходит Иван-царевич и говорит: - Дай мне,
батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в
тридесятое царство - поискать тебе молодильных яблок и живой воды да
поискать еще моих братьецев. Дал ему царь благословеньице. Пошел
Иван-царевич в конюший двор - выбирать себе коня по разуму. На которого
коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит - тот с ног
валится... Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идет, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушказадворенка: - Здравствуй, дитятко Иван-царевич! Что ходишь кручинен-печален? - Как же мне, бабушка, не печалиться - не могу найти коня по разуму. -
Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребу, на
цепи железной. Сможешь его взять - будет тебе конь по разуму. Приходит
Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с
погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами
на плечи. Стоит Иван-царевич - не шелохнется. Сорвал конь железную
цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич
его обуздал уздою неузданной, оседлал седельцем неезженным, наложил
двенадцать подпруг с подпругою - не ради красы, ради славушки
молодецкой. Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился,
а не видели, в кою сторону укатился... Доехал он до росстаней и
поразмыслил: "Направо ехать - коня потерять. Куда мне без коня-то?
Прямо ехать - женатому быть. Не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево
ехать - коня спасти. Эта дорога самая лучшая для меня". И
поворотил он по той дороге, где коня спасти - себя потерять. Ехал он
долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по
каменным горам, ехал день до вечеру - красна солнышка до закату - и
наезжает на избушку. Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке. -
Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в
тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к
Ивану-царевичу передом. Зашел он в нее, а там сидит баба-яга, старых
лет, шелковый кудель мечет, а нитки через грядки бросает. - Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей: -
Ах ты, баба-яга - костяная нога, не поймавши птицу - теребишь, не
узнавши молодца - хулишь. Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца,
дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы
улегся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал
сказывать - чей да откуда. Вот баба-яга это дело все справила -
царевича накормила, напоила и на постелю уложила; села к изголовью и
стала спрашивать: - Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын? -
Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын
Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озер, в тридесятое
царство за живой водой и молодильными яблоками. - Ну, дитя мое
милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки - у
сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не
знаю, получишь ли ты добро... - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум. -
Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми,
дитятко, моего коня. Мой конь будет бойчее, довезет он тебя до моей
середней сестры, она тебя научит. Иван-царевич поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на ее коне. Вдруг он и говорит коню: - Стой! Перчатку обронил. А конь отвечает: - В кою пору ты говорил, я уже двести верст проскакал... Едет Иван-царевич близко ли, далеко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке. -
Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в
тебя зайти, так и выйти. Избушка повернулась к лесу задом, к нему
передом. Вдруг слышно - конь заржал, и конь под Иваномцаревичем
откликнулся. Кони-то были одностадные. Услышала это баба-яга - еще
старее той - и говорит: - Приехала ко мне, видно, сестрица в гости. И выходит на крыльцо: - Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел. А Иван-царевич ей: -
Ах ты, баба-яга - костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по
уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного
человека, накормила, напоила и спать уложила... Баба-яга это дело
все справила - коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на
постель уложила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь
держит. - Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то
государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и
молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке... - Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро. Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки! - А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум. -
Много молодцов проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми,
дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня
научит, что делать. Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи,
поутру встает ранехонько, умывается белешенько. Благодарит бабу-ягу за
ночлег и поехал на ее коне. А этот конь еще бойчей того. Вдруг Иван-царевич говорит: - Стой! Перчатку обронил. А конь отвечает: - В кою пору ты говорил, я уж триста верст проскакал. Не
скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день
до вечера - красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей
ножке, об одном окошке. - Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, а одну ночь ночевать. Вдруг
заржал конь, и под Иваном-царевичем конь откликается. Выходит на
крыльцо баба-яга, старых лет, еще старее той. Поглядела - конь ее
сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный... Тут Иван-царевич
вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего! Ночлега с
собой не возят - ночлег каждому: и пешему и конному, и бедному и
богатому. Баба-яга все дело справила - коня убрала, а
Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда
и куда путь держит. - Я, бабушка, такого-то царства, такого-то
государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она
послала к середней, а середняя сестра к тебе послала. Дай свою голову
моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы
Синеглазки живой воды и молодильных яблок. - Так и быть, помогу я
тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, - сильная и
могучая богатырка. Вокруг ее царства - стена три сажени вышины, сажень
толщины, у ворот стража - тридцать богатырей. Тебя и в ворота не
пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моем добром коне.
Доедешь до стены - бей коня по бокам плетью нехлестанной. Конь через
стену перескочит. Ты коня привяжи и иди в сад. Увидишь яблоню с
молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а
больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати
рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а
садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену
перенесет. Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на
ее доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает,
мхи-болота перескакивает, реки, озера хвостом заметает. Долго ли,
коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи
до высокой стены. У ворот стража спит - тридцать могучих богатырей.
Прижимает он своего доброго коня, бьет его плетью нехлестанной. Конь
осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в
сад и видит - стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а
под яблоней Молодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал
брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И
захотелось ему самою увидать сильную, могучую богатырку, девицу
Синеглазку. Входит Иван-царевич в терем, а там спят: по одну
сторону шесть полениц - девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а
посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог
шумит. Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал ее и вышел... Сел
на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом: - Не послушался ты, Иван-царевич, вошел в терем к девице Синеглазке! Теперь мне стены не перескочить. Иван-царевич бьет коня плетью нехлестанной. - Ах ты конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять! Осерчал
конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об нее одной
подковой - на стене струны запели и колокола зазвонили. Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу: - Вставайте, у нас покража большая! Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем. Гонит
Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним.
Доезжает он до старшей бабы-яги, а у нее уже конь выведенный, готовый.
Он - со своего коня да на этого и опять вперед погнал... Иван-то
царевич за дверь, а девица Синеглазка - в дверь и спрашивает у
бабы-яги: - Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли? - Нет, дитятко. - Бабушка, здесь молодец не проезживал ли? - Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка. " - Поела бы я, бабушка, да долго корову доить. - Что ты, дитятко, живо справлю... Пошла баба-яга доить корову - доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем. Доезжает Иван-царевич до середней бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он - за дверь, а девица Синеглазка - в дверь: - Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезжал ли добрый молодец? - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков. - Да долго печь будешь. - Что ты, дитятко, живо справлю... Напекла баба-яга блинков - печет, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваномцаревичем. Он
доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня
богатырского и опять погнал. Он - за дверь, девица Синеглазка - в дверь
и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец. - Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась. - Да ты долго топить будешь. - Что ты, дитятко, живо справлю... Истопила
баба-яга баньку, все изготовила. Девица Синеглазка попарилась,
обкатилась и опять погнала в сугон. Конь ее с горки на горку
поскакивает, реки, озера хвостом заметает. Стала она Ивана-царевича
настигать. Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с
тринадцатой - девицей Синеглазкой - ладят на него наехать, с плеч
голову снять. Стал он коня приостанавливать, девица Синеглазка
наскакивает и кричит ему: - Что ж ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл! А он ей: - Что же, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать. Тут
Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных,
брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались
три раза, палицы поломали, копья-сабли исщербили - не могли друг друга
с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили
они с коней и схватились в охапочку. Боролись с утра до вечера -
красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась,
упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу
грудь и вытаскивает кинжалище булатный - пороть ему белу грудь. Иван-царевич и говорит ей: - Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные. Тут
девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в
уста сахарные. И раскинули они шатер в чистом поле, на широком
раздолье, на зеленых лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь
они и обручились и перстнями обменялись. Девица Синеглазка ему говорит:
- Я поеду домой - и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай... Через три года жди меня в своем царстве. Сели
они на коней и разъехались... Долго ли, коротко ли, не скоро дело
делается, скоро сказка сказывается - доезжает Иван-царевич до
росстаней, до трех дорог, где плита-камень, и думает: "Вот нехорошо! Домой еду, а братья мои пропадают без вести". И
не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому
быть... И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под
Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то
были одностадные... Иван-царевич взошел на крыльцо, стукнул
кольцом - маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает
прекрасная девица. - Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди
со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать. Повела его в терем и
стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает,
не столько пьет, сколько под стол льет. Повела его прекрасная девица в
спальню. - Ложись, Иван-царевич, спать-почивать. А Иван-царевич
столкнул ее на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в
подполье, в яму глубокую. Иван-царевич наклонился над ямой и кричит: - Кто там живой? А из ямы отвечают: - Федор-царевич да Василий-царевич. Он
их из ямы вынул - они лицом черны, землей уж стали порастать.
Иван-царевич умыл братьев живой водой - стали они опять прежними. Сели они на коней и поехали... Долго ли, коротко ли, доехали до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям: -
Покараульте моего коня, а я лягу отдохну. Лег на шелковую траву и
богатырским сном заснул. А Федор-царевич и говорит Василию-царевичу: - Вернемся мы без живой воды, без молодильных яблок - будет нам мало чести, нас отец пошлет гусей пасти. Василий-царевич отвечает: - Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмем и отцу в руки отдадим. Вот
они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки и кувшин с живой
водой, а его взяли и бросили в пропасть. Иван-царевич летел туда три
дня и три ночи. Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и
видит: только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат -
бьет их погода. Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб. Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов: - Детушки мои милые, не убила ли вас погодушканенастье? - Не кричи, мать, нас сберег русский человек, своим кафтаном укрыл. Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича: - Для чего ты сюда попал, милый человек? - Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду. - Ты моих детей сберег, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного. - Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть в родную сторону? Нагай-птица ему отвечает: - Достань мне два чана - пудов по двенадцати - мяса. Вот
Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал,
поставил один чан Нагайптице на правое плечо, а другой чан - на левое,
сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в
вышину. Она летит, а он ей подает да подает... Долго ли, коротко
ли так летели, скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять
оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице
подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал
мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять
оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал. Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной стороны. - Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала. Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай-птица рыгнула, три куска вырыгнула: - Приставь на место. Иван-царевич приставил - мясо и приросло к костям. - Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу. Поднялась Нагай-птица в вышину, а Иван-царевич пошел путем-дорогой на родную сторону. Пришел
он в столицу и узнает, что Федор-царевич и Василий-царевич привезли
отцу живой воды и молодильных яблок и царь исцелился: по-прежнему стал
здоровьем крепок и глазами зорок. Не пошел Иван-царевич к отцу, к
матери... В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная
богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по
часам. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается - прошло три
года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать
Ивана-царевича. Пришла она в его царство и в чистом поле, в
широком раздолье, на зеленых лугах раскинула шатер белополотняный. От
шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю
сказать: - Царь, отдай царевича. Не отдашь - все царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму. Царь
испугался и посылает старшего - Федора-царевича. Идет Федор-царевич по
цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два
мальчика: - Матушка, это не наш ли батюшка идет? - Нет, детушки, это ваш дяденька. - А что прикажешь с ним делать? -
А вы, детушки, угостите его хорошенько. Тут эти двое пареньков взяли
трости и давай хлестать Федора-царевича пониже спины. Били, били, он
едва ноги унес. А Синеглазка опять посылает к царю: - Отдай царевича... Пуще испугался царь и посылает среднего - Василия-царевича. Он подходит к шатру. Выбегают два мальчика: - Матушка, это не наш ли батюшка идет? - Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько. Двое
пареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич
едва ноги унес. Синеглазка в третий раз посылает к царю: -
Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдете - все
царство потопчу, пожгу. Царь еще пуще испугался, посылает за
Федоромцаревичем и Василием-царевичем, велит им найти брата,
Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во всем повинились: как
у сонного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а
самого бросили в пропасть. Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору Иван-царевич сам идет к Синеглазке... Подходит он к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика: - Матушка, матушка, к нам кто-то идет... А Синеглазка им: -
Возьмите его за белые руки, ведите в шатер. Это ваш родной батюшка. Он
безвинно три года страдал. Тут Ивана-царевича взяли за белые ручки,
ввели в шатер. Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нем сменила
и спать уложила... На другой день Синеглазка и Иван-царевич
приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир - честным пирком да и
за свадебку. Федору-царевичу и Василию-царевичу мало было чести,
прогнали их со двора - ночевать где ночь, где две, а третью и ночевать
негде... Иван-царевич не остался здесь, а уехал с Синеглазкой в ее девичье царство. Тут и сказке конец.
